Сторожко Вадим Иванович

Материал из Энциклопедия ВИИЯ (ВКИМО)
Версия от 19:57, 6 января 2014; Evgeny (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая версия | Текущая версия (разн.) | Следующая версия → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску

Сторожко Вадим Иванович – ВИИЯ'ковец первой половины 50-х годов XX века. Вот, как он рассказывает сам о себе:

"Родился я 6 января 1934 года в селе Успеновка Сталинской области на Донбассе, где родители работали сельскими учителями. Во время Великой Отечественной войны вместе с семьей находился на оккупированной немцами территории в Кировоградской области на Украине. В 1944 году отец погиб на фронте, а мать с четырьмя детьми на руках осталась одна. Я среди них - старший. В те тяжелейшие годы разрухи и голода шла борьба за выживание. Поэтому в 1946 году, когда по инициативе украинского министра иностранных дел Мануильского на Украине было создано три специальные школы-интерната с английским языком обучения (в интернат брали, в основном, детей-сирот, родители которых погибли на войне), я оказался в одном из них, который находилась в Одессе. Об этом учебном заведении и жизни интернатовцев довольно правдиво рассказал в своей картине «Подранки» мой младший "однокашник", известный режиссер Николай Губенко. После окончания школы по призыву посланцев из ВИИЯ, которые во главе с профессором Цветковой З.М. в 1952 году специально прибыли в Одессу для "вербовки добровольцев" из нашего интерната, я поступил в ВИИЯ на престижный тогда 3-й, педагогический факультет. Были тогда еще 1-й, переводческий факультет (западные языки), 2-й, восточный, 4-й, специальный (по разложению войск противника), 5-й, ускоренной подготовки (особенно востребованным тогда был немецкий язык для работы в Восточной зоне Германии) и 6-й, заочный. Вместе со мной в том же году в Военном институте оказалось еще 8 человек - выпускников Одесской школы-интерната. Среди них такие знаменитые личности, как Скалкин В.Л., Шумеев Б.Г., Хуртилов О.И., Заерко А.С., Кондратьев К.Г., которые прославили своими делами не только лингвистическую и педагогическую науки, но внесли весомый вклад в международную журналистику и в деятельность советской разведки. В ВИИЯ также поступило немало выпускников из аналогичных специальных школ Киева и Харькова. Уже в следующем, 1953 году, из моего интерната в ВИИЯ еще большее количество ребят (Буланенко B.C., Дремлюга Г.П., Шварц И.А. и другие). Командовал Институтом в то время замечательный генерал Ратов, интеллектуал и педагог, достойный преемник основателя ВИИЯ генерала Биязи. Закончить ВИИЯ, к сожалению, тогда не удалось, поскольку начались "хрущевские реформы", жертвой которых стал прежде всего сам Институт, а вместе с ним и все те, кто в то время там учился. Тогда я был уже на 4-м курсе переводческого факультета. Получать диплом пришлось в гражданском институте. Это был Одесский государственный педагогический институт иностранных языков, где мне выдали диплом с отличием. Конечно, потребность армии в специалистах со знанием иностранных языков хрущевские реформы не отменили. Мы вновь были востребованы, и уже в 1958 году по решению правительства нас опять стали призывать под "красные знамена". После учебы в Военной Академии Советской Армии служил, естественно, в военной разведке. Сейчас - пенсионер, полковник. Имею государственные награды. Судьба была благосклонна ко мне. Моя милая и верная спутница Ида Андреевна вот уже на протяжении почти полувека помогает мне не только в быту, но по службе и работе. На детей также не обижаюсь. Сын Юра и дочь Алена растят внуков и правнука на радость деду. Годы учебы в ВИИЯ вспоминаются как далекий, но благостный сон. Прежде всего потому, что здесь впервые после войны удалось досыта поесть. Выплачиваемого денежного довольствия (на 1-м курсе выдавали аж по 750 рублей!) вполне хватало и на хлеб и на театр, а также на другие незначительные расходы, включая подарки любимым и близким. Но прежде всего Институт дал прекрасное образование. Запомнился он выдающимися преподавателями, высококлассными специалистами своего дела. Не умаляя значения других достойнейших воспитателей и просветителей, чрезвычайно богат которыми был в то время ВИИЯ, хотел бы прежде всего выразить благодарность таким педагогам-подвижникам, корифеям гуманитарных наук, как Цветкова З.М., Бархударов Л.С., Васильев В.А., Шапиро Т.Б., Штелинг Д. А., Авербах Е.Л., Матвеев А. Ф., Арбекова Т.А., Шевцова СВ. и многим другим, имена которых по прошествии столь длительного времени не сохранились в памяти. Из жизни ВИИЯ начала и середины 50-х годов вспоминаются некоторые, казалось бы, иногда курьезные, но характерные для того времени картинки и эпизоды. "Архитектурный ансамбль" тех помещений, где располагался послевоенный ВИИЯ, напоминал собой скорее заведение тюремно-казарменного типа, чем алтарь науки: бараки из красного кирпича, обнесенные забором с колючей проволокой, между ними огромная площадка, где размещался спортивный комплекс с одной стороны и плац для строевых занятий - с другой. На плац каждое утро перед началом занятий выводили будущих лингвистов, переводчиков, ученых, разведчиков, дипломатов, военачальников, педагогов, литераторов, чтобы проверить их "на вшивость" и дать "ЦУ" на штурм науки. Именно "казарменность" внешнего облика заведения производила гнетущее впечатление на новичков, и некоторые из моих бывших "однокашников" по школе-интернату не выдерживали. Медалисты Орлов В.В. и Стрыгин С.З. "смылись" из института через пару дней после прибытия туда. Впоследствии они, конечно, об этом пожалели, т.к. оказались в не более комфортном заведении - авиационном училище в Ейске. В начале 50-х в Институте обучалось немало участников войны, фронтовиков, бывших партизан, подпольщиков, награжденных орденами и медалями. Среди них и Герои Советского Союза, имена которых были известны всей стране. Они рвались к учебе, проявляя упорство и завидную настырность в овладении знаниями. Многие стали переводчиками, педагогами, учеными. Ближайшими же командирами юных слушателей, поступивших в институт сразу после окончания школы оказались "вояки". Это бывшие офицеры-кавалеристы, лучшего применения которым после расформирования кавалерийских частей, чем в роли педагогов-воспитателей на должности начальников курсов, им не нашлось. Либо это сержанты и старшины, которые после фронта поступили в ВИИЯ и стали старшинами курса или командирами учебных групп, где учились бывшие школьники (хотя многие из этих юношей сами были свидетелями и перенесли на собственной шкуре ужасы страшной войн). Не особенно блистая в учебе, эти командиры пытались демонстрировать свое превосходство над "малолетками" в строевой подготовке и военной выправке. Муштра, нередко доходившая до издевательств, была в почете. Чем не "дедовщина"? Времена были суровые, порядки - жесткие, нравы - крутые. Вспоминается один, характерный для того времени, случай. Стоял погожий осенний день. Готовился парад и массовые мероприятия на Красной площади по случаю 300-летия воссоединения Украины с Россией. На плацу в ВИИЯ собрались младшие курсы, чтобы отправиться на демонстрацию. Хохмы, шутки, озорные прибаутки, смех... И тут один из слушателей по фамилии Миршавка-Васюренко ради прикола бросает фразу "Хай живе самостiйна Украiна". На следующий же день после демонстрации его больше никто не видел. Говорили, что отчислили и тут же отправили в часть. Нечто подобное произошло и с автором этих строк. На занятиях по английскому языку случился спор между мной и преподавателем (фамилии по этическим соображениям называть не стану), в ходе которого преподаватель в защиту своей точки зрения сослался на «Краткий курс истории ВКП(б)». Я, в свою очередь, ответил, что «История ВКП(б)» - это еще не история, а лишь учебное пособие. Не успела закончиться учебная "пара", как меня тут же вызвали к факультетскому начальнику политотдела, затем в комитет комсомола, и ...пошло-поехало. Спас от неминуемой расправы один мудрый и добрый человек. Это был начальник педагогического факультета полковник Макаров, который вызвал меня в свой кабинет и сказал: "Ты еще молод и многого не понимаешь. Поэтому мы тебя прощаем и оставляем в институте. Иди и больше подобных вещей не смей говорить, иначе погибнешь". Был и такой случай. Одному из второкурсников его мама ко дню православной Пасхи посылкой прислала кулич и крашеные пасхальные яйца, которыми он, конечно, угостил своих однокурсников. Об этом вскоре поведало начальство, и А. Талько был отчислен из института. Случилось это в 1954 году. Таковы были времена. Всех отчисленных по тем или иным причинам отправляли в строевые части на срок от одного до трех лет, в зависимости от того, сколько ему осталось до истечения обязательного срока службы, который в то время составлял 3-4 года. Летние лагеря, куда для прохождения курса "молодого бойца" перед началом занятий в институте и затем для полевых занятий по тактике и другим военным дисциплинам, находились в районе Кубинки. Места эти, в основном леса со степными прогалинами и небольшими речками, знамениты были тем, что здесь проходил один из главных рубежей обороны Москвы. Поэтому когда мы выходили на полевые занятия, шанцевый инструмент для рытья окопов мог отдыхать. Повсюду - траншеи и окопы различного профиля, вырытые во время войны, укрытия для артиллерии, эскарпы и контрэскарпы. Всего этого было предостаточно для наглядного обучения будущих воинов. То здесь, то там на окраинах дорог или просто в лесу можно было встретить подбитые автомашины, танки, артиллерийские установки, обломки самолетов. Следы только-только прошедшей войны. Занятия по тактике проводились под руководством старых вояк-полковников. В нашей группе, к примеру, таким руководителем-преподавателем был заслуженный полковник Алексеев, который воевал еще в Первую мировую и участвовал, конечно, в Великой Отечественной. Обучал он нас тактике ведения боя, но в основном, тому, что лучше всего знал сам. Как рыть окопы, выкладывать бруствер, штыковой бой, как на бивуаках составлять винтовки в козлы и сплетать для этого тренчики. Полезные, конечно, вещи, но... для времен прошедшей войны. В благодарность за науку мы во время пеших переходов в поле и обратно в лагерь исполняли для него его любимую строевую "Полковник наш рожден был хватом. Слуга царю, отец солдатам ..." Во время занятий, когда все отделение рассаживалось где-нибудь на опушке леса вокруг своего руководителя, и наш наставник особенно увлекался теорией наступательного боя или своими воспоминаниями, приятно иногда было "прикорнуть" под ласковыми лучами нежного солнышка. Наш старший товарищ тоже был смертным, поэтому потихоньку начинал "клевать" и затем переходить на легкий храп. Но такое блаженство, как правило, было непродолжительным, и после легкой сиесты подразделение вновь оказывалось в полной готовности идти на штурм военной науки. Кроме занятий по тактике, в полевых условиях изучались также топография, химзащита и некоторые другие премудрости. Занятия же по оперативному искусству, организации вооруженных сил и вооружению противника проводились в закрытом помещении - больших брезентовых или щитовых палатках. На полевые занятия выводили иногда и зимой. Каждому слушателю выдавали учебную топографическую карту крупного масштаба с грифом "секретно", на которую в штабных условиях, т.е. в аудитории наносилась обстановка за свои войска и за противника. Затем на местности, как правило, в районе Хлебниково, Солнечногорска или Наро-Фоминска, проигрывалась динамика наступательного боя. Оборона считалась не нашим видом боевых действий. Во время одного из таких занятий, к счастью, не на моем курсе, случилось ЧП. С планшета какого-то незадачливого слушателя порывом ветра сорвало карту и унесло в "неизвестном направлении". Дело было в феврале или марте. Крепкий мороз, метель. Весь личный состав, оказавшийся в тот момент в поле, был привлечен к поискам злосчастной карты. Искали до поздней ночи. Затем с рассветом следующего дня на поиски было брошено несколько курсов. Искали целую неделю, но безрезультатно. Конечно, последовали "оргвыводы". Говорят, досталось не только непосредственному виновнику и руководителю занятий, но пострадали и многие другие. В летних лагерях располагались в брезентовых палатках, на шестерых каждая. Но было несколько и больших палаток, которые использовались либо для учебных занятий, либо для проживания старшекурсников. На одной из таких палаток была надпись на английском языке, гласившая что это подарок героической Красной Армии от Элеоноры Рузвельт, "первой леди" США. И вот однажды средь бела дня случилась беда: загорелась по какой-то причине знаменитая палатка. Огонь вскоре был погашен, люди не пострадали, но палатку восстановить, по-моему, так и не удалось. Меня же самого впоследствии наградили денежной премией за то, что первым догадался схватить огнетушитель и попытался тушить пожар. Запомнились лагеря и многочисленными спортивными состязаниями, походами и марш-бросками. Один из таких неожиданных бросков был совершен в начале июля 1953 года, когда в Кремле арестовывали Берию. Вдруг среди ночи всех лагерников, а это несколько сотен слушателей 1-3 курсов пяти факультетов, поднимают по тревоге и пешим строем в быстром темпе бросают по шоссе в направлении Наро-Фоминска. Все поняли, что это уже не учебное мероприятие, а что-то более серьезное. Через несколько часов "похода" колонны были остановлены и направлены обратно в лагеря. Велели всем отдыхать. Утром по радио услышали сообщение ТАСС и поняли, что там, наверху, обошлись без нас. О причинах расформирования ВИИЯ, которое проходило в 1955-56 года, существуют разные версии. Одна из них гласит, что когда в начале 50-х встал вопрос о сокращении вооруженных сил, Хрущеву доложили, что бюджет ВИИЯ якобы в два раза превышает бюджет Молдавской ССР. Не слишком ли жирно для не совсем военного учебного заведения? После этого, якобы, и было принято роковое решение. Другая версия гласит, что в то время потребовалось помещение для расквартирования в Москве Суворовского училища. Приглянулись сооружения на Филях. Но там размещались Высшие академические курсы офицеров разведки. Следовательно, их необходимо было передислоцировать. Лучшего места, чем Лефортовские казармы, для этого в Москве не нашлось. Поэтому, якобы, и пришлось пожертвовать Институтом. А ведь вряд ли какое-либо другое учебное заведение в стране готовило для разведки специалистов в большем количестве и лучше, чем это делал Военный институт иностранных языков. Одним словом, сплошное головотяпство. Конечно, вина ложится прежде всего на партийно-государственное руководство страны и военное командование, неспособное просчитать два шага наперед. Не смогли постоять за свое детище и тогдашние руководители Института во главе с генералом Хозиным, которому было "до лампочки". Как воевал бездарно, так же бездарно и "сдал" ВИИЯ. Спохватились через пару лет, когда в армии катастрофически стало недоставать людей с хорошим знанием иностранных языков. Судорожно начали обратно призывать в армию бывших ВИИЯ'ковцев, создавать различные курсы, а затем и вновь восстанавливать институт. Но это скорее была попытка склеить осколки разбитого кувшина. Опытнейшие преподавательские кадры были растеряны, учебная база уничтожена, преемственность и сложившиеся традиции порушены. Чего стоит только разрушение богатейшей библиотеки иностранной литературы, которая комплектовалась годами! В свое время в результате победы над фашизмом в библиотеку Института попало огромное количество книг из хранилищ и библиотек Германии, других стран. А потом, когда его "разгоняли", горы ценнейшей литературы жестоко и цинично сжигались на костре, полыхавшем на знаменитом плацу Лефортовских казарм."